– Ничего не меняется, – пробурчала сержантша, разливая чай. – Понты бандеровские, девки вульгарные, а подметать опять некому.
– Ладно тебе, – капитан взял кружку, – зато у них печенье вкусное. Всё, в общем, ясно. Давайте перейдем к экипировке…
Вечером Женька сидел в спортзале и смотрел как сержантша издевается над безответным манекеном. Надо же, – такие ноги изящные, а смотреть на их работу жутко.
– Слушай, Евгений, хватит на меня пялиться, – отдуваясь, сказала Катрин. – Иди, на стенку зависни и изложи свои мысли.
– Так я только оттуда слез, – жалобно напомнил Женька.
– Иди-иди, и не пререкайся. Я от тебя умных мыслей жду. У нас три дня осталось.
– Умных у меня нет, – сказал Женька, повисая на короткой «шведской» стенке. – Только лейтенант из меня на самом деле, никакой.
– Ну, я бы на твоем месте прыгала от восторга, – такая карьера головокружительная. Не успел придти, – уже звезда на погоне. Не трусь. Мы с тобой самые младшие лейтенанты. Уже не рядовой состав, но и до командного нам далеко. Сан Саныч прав, – со званием приставать все-таки поменьше будут.
– Я попадусь, – обреченно сказал Женька. – Какой из меня агент? Ни черта я не знаю.
– На все вопросы отвечай робким овечьим взглядом и цитатами из учебника фонетики. Только на русском языке, разумеется. Ты переводчик, человек ученый, и от чрезмерных знаний слегка двинувшийся «крышей». К тому же из Москвы, – всем известно, что в столице народ высокомерный и с придурью. Не любят нас в мире, нужно честно признать. Что до боевого опыта, то ты первый раз на фронте, к тому же штабная крыса. Что с тебя взять, кроме новых сапог?
– Они уже не очень новыми выглядят.
– Это мы, конечно, весьма предусмотрительно поступили, но в тех условиях любые прохоря без дыр – новые. Ладно, небось, не разуют.
– А вас? – глупо брякнул Женька. – В смысле, с вас сапоги не снимут?
– С меня? С меня, скорее всего, что-нибудь другое постараются снять. Или хотя бы задрать, – Катрин кинула ладони в беспалых перчатках на талию, дразняще выгнулась. – Я кто? Натуральная б…, то есть ППЖ. Может быть, даже генеральская. Ну, на генерала мы вряд ли наткнемся, а остальные на всякий случай малость сторониться будут. К тому же мы под невидимой, но надежной защитой солидного ведомства. И товарищ капитан прикроет. Так, по крайней мере, рассчитано.
Рассчитано было хорошо. Когда Катрин хотела, выглядела она девицей высокого полета. Собственно, и так, – в спортивных штанах и свободной футболке, – очень даже. Возможно, именно благодаря футболке, – она порядком промокла от пота, а на бюстгальтерах товарищ старший сержант экономила.
– Вы потрясающе красивая женщина, – непонятно к чему сообщил Женька.
– Да? Спасибо. Приятно услышать комплемент от неозабоченного молодого человека. Это, кстати, хорошо, что ты спокойный. С рыжей у тебя серьезно?
– Да нет, дружим просто.
– Интимная дружба – весьма ценная штука. Серьезно говорю. Что ты повис тухлой сосиской? Качайся, качайся.
Женька принялся поднимать ноги, хотя пресс уже ныл невыносимо. Наставница продолжала лупить обреченную куклу. С коротко стриженого затылка летели капли пота. Сказала, не оглядываясь:
– Слушай, ты вроде электробритвой бреешься? Я тебе станок дам. Приведешь себя в порядок. В зоне бикини и под мышками.
Женька замер с поднятыми коленями:
– Товарищ старший сержант…
– Про педикулез слыхал? Собираешься насекомых в Отдел натащить?
– Так мы всего-то на пять дней идем.
– Это ты непосредственно каждой вше будешь сообщать? Качайся, шланг гофрированный, пока я сама тебя не побрила…
Шинель, шапка-ушанка, гимнастерка с новенькими погонами. Погоны только мл. лейтенанту Землякову полагались, – он москвич, в ногу с нововведениями формы одежды идет. Остальные еще устаревшие петлицы таскают. Галифе, нижнее белье. Кальсоны и рубашку Женька уже двое суток обнашивал, для убедительности и натурального запаха. Ремень с кобурой, полевая сумка, документы, – всё уже упаковано. Пистолет, срезанные с формы пуговицы, крючки, даже скрепки с документов – всё пойдет отдельно. Металл переносит Прыжок скверно, может и неприятный эффект дать, – раскалиться и вещи прожечь. Потому и пистолетные обоймы пусты. Патроны брать опасно. Могут вспыхнуть или «протухнуть», как выражается Катрин.
Утро выдалось холодным. Женька смотрел на улицу, – за прутьями решетки, и громоздящимися друг на друге столами, (так и не хватило время их убрать), – шел снег.
В дверь кратко стукнули, заглянула Катрин.
– Мандражируешь? Естественное состояние. Ничего, сейчас отпустит.
– Да я ничего. С праздником вас, товарищ старший сержант.
– А, да я такие глупости не отмечаю. Я воинствующая мужская шовинистка. Но все равно, спасибо, – Катрин усмехнулась. – Ты очки нацепи. В роль входи. В последний момент окуляры упакуем.
Женька надел очки с простыми стеклами. Окуляры круглые, прямо из кинокомедии в стиле ретро. Комендантские от смеха подохнут, углядев такой оптический прибор. Впрочем, в столовую сегодня все равно не идти. Желудок должен быть пуст, иначе после Прыжка тошнота и прочие неприятные ощущения обеспечены.
– Ничего, – сказала Катрин, прислоняясь плечом к косяку двери. – Все будет нормально. Очки, тебе, кстати, идут. Весьма романтичный юноша.
– Вы тоже ничего, – пробормотал Женька.
На наставнице была распоясанная гимнастерка и сапоги, в диковинном сочетании с черными джинсами.
– Сейчас галифе натяну. Я домой бегала. У меня там одинокий кактус, полила на всякий случай, – объяснила Катрин.